Конец июля. Паучья слюнка застыла в воздухе над порожистой Вереей. 
Лучи косо секут черные ели, и ельник костенеет уже в прохладе вечера. 

Почему лес этот - как из сна? Как на том мелководье с рыбами, разящими лбами лодыжки - сладкое оцепенение полудня, обращенное в детство; как с того мыса, усыпанного крапчатыми перьями, - дали, таежные кряжистые ребра и река. Колыбельные, усыпальные, места с жесткими травами на старице и черными не-тронь-змейками, с миллионами микроскопических каждодневных умираний, от-мираний - как разжатые конечности на том, что успел перед смертью схватить. Каждый шаг среди этого молчания звучит хрустом жучиных крыл. Если я когда и испытывала истому, то только там. Там времени нет, и место это не людям. 

Мы шли по августу и сентябрю, дичали. Видели Море. 

Оно, как любой водоем, - линия горизонта и серповидный залив его купируют и умаляют. Но когда оно держит, или когда назавтра - шторм, и оно раскачивается и плюется - все шире.
Шквал. Вспенилось, потемнело, порвалось море - и скомканные камни зашуршали, скатываясь, заворачиваясь в волну. Нашу палатку гнуло к земле, мы держали мокрые стены руками и читали хазарский словарь. Не по себе спать, когда огромная волна норовит слизать и нас, и собранные рапаны, и грязные носочки.

Море принимает и не принимает. Сколько просоленных медул фундука я отыскала в линии прибоя, где целофан, резина, веточки, - волна выносит. И уносит - мои заколки. 

Ребячий хохот у Сережи от прибойной волны. Как будто кувыркают его большие звериные лары. Море вновь делает тебя маленьким, оно ласково.
/

Соленая вода, проникая, портила почки. Коровы ходили по безлюдью и делали лепешки у дверей палатки. Они озирались на голые задницы. По вечерам кто-то вдалеке стрелял птиц. А потом нас спасли, и мы поселились на горе. Там на ступенях хрустели под ногой колотые улитки.  

Рой улиток круглый год скользит по склонам Аджарии к турецкой границе. Среди них обнаружился сморщенный индиговый слизень Bielzia coerulans, величиной и обликом как абрикосовая косточка, эндемик Карпат. 

Влажность, от моря отраженное на горы солнце - и царствуют буйные, почти тропические Растения. Платаны огромны. Эвкалипты-серебристые-великаны качают воду из земли. Рыжие дети прячутся в криптомериях. 

Люди, живущие с морем, с магнолиями и мандаринами, сушат и сушат в соленой влажности свои яркие полотенца, множество полотенец, развешенных на всех балконах всех своих разноцветных бунгало. Южные, они, в шлепанцах, в махровых "саронгах", напоминают одетых маохи, а их домики-отели - неопределенное таитянско-вьетнамское курортное побережье. 

Но там хорошо. Хорошо, эстетично, сидеть на кухне с видом на шторм да в дождь, с видом на лозу винограда и мандариновые плантации, ждать Сережу и Гию - и есть козий сыр, сливы, персики. И колоть фундук, подперев челюсть рукой.

Мы отдохнули и побежали от Гии в Армению. Гия жил на Мтацминде, имел пса величиной с гараж и свойство проявлять свое кавказское гостеприимство чрезмерно.

В окне машины, которая в полночь везла нас с Мтацминды, я увидела в крытом разъезде, где запрещена остановка машин, старую женщину в черном. Она стояла на обочине и держала воздушные шарики. 

Грузия запомнилась крохотными траурными старушками, которые сидят с кружкой, и совсем маленькими детьми, которые лежат на картоне.   

Мы вернулись, и Сережа написал:

"Видали мы; Дон, Волгу, озеро Маныч-Гудило, Волгодонский канал (в городе же Волгодонске мы даже заработали 150 рублей на разгрузке типографской промышленности), Терек (вода в нём беглая быстрая чёрная), Белую реку в Башкирии, озеро Тургояк..." - вода в нем ключевая, прозрачная, голубая - но - теплая, - "...Куру (по-грузински Мтквари, в Тбилиси она шибко мутная (как гороховый суп)), Арагви, Раздан (в Армении), Чёрное море рядом с Турцией, Каспийское море в районе Баку (с нефтяными маслеными рыбами), Неву; Мамаев Курган, горы Урала в Златоусте, Башкирские леса, морковные сопки Оренбуржья, пробку в городе Тольятти, лютейшие дороги Саратова, табличку о грабежах на дорогах Ростова, вулкан Казбек, жутко глубокое Дарьялское ущелье, перевал Джвари, питьевые фонтанчики в Тбилиси и Ереване, украденные зороастрийские туфли возле вечного огня под Баку, ВУЛКАН АРАРАТ (монументальный, магнетический, как признак Бога),вулкан Арагац, обхватив который армяне поставили рекорд по самому массовому танцу, город-мученик Спитак (красивейшее величественные горы), Сюникское нагорье (погода чертовски меняется), самую длинную канатную дорогу в мире в Татеве и минеральные ванны там же, озеро Севан с пугающе быстро надвигающимся туманом (страшно было, ребята), депрессивную полупустыню в центральном Азербайджане, верблюда-тяжеловоза на федеральной трассе Баку-Евлах, тявкующую лису под Тверью, три часа штиля на трассе в воронеже, обход Москвы, горячий обед от карачаевца (да прибудет с ним Всевышний), странноватую женщину, толкнувшую меня на Невском проспекте, дом, где жил Даниил Хармс, картина, которую украл из бара Ливерпуль Волшебный Эльф, околокатастрофический шторм на Чёрном море, стрелявший уток дядечка на диком пляже возле нашей палатки на Чёрном море, слёзы на ветрах Каспийского моря, калмыцкий водитель, обожающий есть собак,; и таблички, извещающие об африканской чуме свиней в Волгограде. А еще родину Ленина. А еще город Чайковского. 

Ели мы:

"волгоградские и ростовские арбузы, французский (месяц пролежавший в холодильнике и отттого - драгоценный) сыр-камомбер, вино "Донской мускат", осетинский пирог уалибах, осетинское блюдо толан, осетинское пиво алутон, кабардинский сыр, осетинское виски арак, имеретинское и аджарское хачапури; мучное мчади, вина: киси, саперави, киндзмараули, чача, суши, минералка боржоми и ликани, лобиани, чурчхела, хинкали, пиво натахтари, армянский хоровац, инжир, груши, алыча, кизил, виноград пыльный "Изабелла", персики, фундук с дерева, миндаль, матнакаш, азербайджанская довга, пахлава и наконец пиво сибирская корона в баре ливерпуль в Петербурге". А еще: севанский ишхан от американцев, и тутовую водку, и мед всех видов, и тот самый лаваш за 50 тетри, и бакинскую халву от Флоры, и сливы, и армянский самый арбуз с видом на Арарат! И огромное дешевое пирожное в Ростове-на-Дону. И воду из Иордании, которая попала на губу)